Символы. Песни и поэмы - Страница 19

К оглавлению

19

И все больны, из дома выйти лень.

LXXV

Чиновники о даче грезят снова,

И жаворонков в булочных пекут;

Мечтают дети, скоро ль побегут

Играть в серсо вкруг дедушки Крылова;

Кругом от тифа да чахотки мрут,

А Фофанов в невозмутимых грезах

Поет себе о соловьях да розах.

LXXVI

Забелин простудился, кашлять стал.

Ему лекарство доктор прописал.

Не помогло, — он осмотрел серьезно,

Послушал грудь и, наконец, сказал:

«Советую на юг, пока не поздно.

Вам вреден Петербург». Сергей тотчас

Собрался и поехал на Кавказ.

LXXVII

Порою как-то душно мне в вагоне…

Я отрицать не думаю прогресс, —

Но то ли дело бешеные кони,

И песня ямщика, и даль небес,

И вольный воздух, и сосновый лес

С росистым мхом, с весеннею фиалкой!..

Увы! мне нашей старой тройки жалко.

LXXVIII

Локомотив — хорош… Но сундучки

Капризных дам, кондуктора, билеты, —

Какая пытка!.. Копоть да свистки,

На станциях — холодные котлеты,

Рыдают дети и визжат болонки,

И на голову валятся картонки…

LXXIX

Зато герой наш сердцем отдохнул,

Когда из душного вагона вышел,

Еще на даль морскую не взглянул

И лишь, смутясь, издалека услышал,

Какой-то грозный, непонятный гул,

И вдруг подумал: «Море!» — и, сверкая,

Пред ним открылась бездна голубая…

LХХХ

Вот — пароход. Забелин — на корме,

Где пахнут дегтем влажные канаты.

Теснились думы чудные в уме,

Следил он, смутной радостью объятый,

Как выступали звезды в синей тьме

И как с чертой великой горизонта

Сливалась даль темнеющего Понта.

LXXXI

Он видит раз: над морем в небесах

Повисло ожерелье из алмаза.

Оно мерцало в утренних лучах,

И сердце сжал какой-то чудный страх:

То были вечные снега Кавказа.

Они внимали шуму волн морских, —

И холодом повеяло от них…

LXXXII

Привет мой вам, кавказские вершины!

Как облака, — чуть тронуты зарей, —

Вы блещете воздушной белизной…

У ваших ног зеленые пучины

Поют вам гимн… И думал наш герой:

«Там, в Петербурге, — снег, туман, ненастье,

А здесь… О, Боже мой, какое счастье!

LXXXIII

И как я смел роптать!…» Душой смирясь,

Перед лицом природы необъятной,

Он чувствовал свою живую связь

С какой-то силой вечной, непонятной,

И в глубь небес глядел, без слов молясь,

Как будто чем-то пристыжен, безгласен;

Он думал: «Господи, как мир прекрасен!..»

LХХХIV

Но здесь на время я оставлю нить

Моей унылой, будничной поэмы.

Нас, верно, будут критики бранить

За смелость рифм, за тон, за выбор темы,

Пожалуй, и Буренин уязвить

Захочет эпиграммой; но, конечно,

На рецензентов я смотрю беспечно.

LХХХV

Редакторы журналов — вот беда:

Какой почтенный вид, — и ни следа,

Ни проблеска свободной мысли, чувства!..

Число подписчиков — важней искусства.

Да сохранит нас Феб от их суда:

Твой карандаш, о цензор, мне милее,

Чем важного редактора затеи!

LXXXVI

………………………………..

LХХХVII

О, только бы читательницам милым

(Для нас важней всего их приговор)

Не показался мой рассказ унылым.

Любезных дам неблагосклонный взор

Произведенье губит. До сих пор

В романе нет того, чем милы книги, —

Какой-нибудь таинственной интриги,

LXXXVIII

В чем каюсь от души… Зато в главу

Вторую поместить решил я сцены

Любви, свиданий, ревности, измены, —

И вдруг всю эту пеструю канву

Нежданною развязкой оборву

На самом интересном месте: сладки

Для наших дам любовные загадки.

LXXXIX

А, впрочем, может быть и то: умней

Я сделаюсь с годами. Скуки ради

Марать стихи в заброшенной тетради —

Зaнятие, достойное детей…

Забуду я о повести моей

Для дел серьезных, — и потонет в Лете

Забелин мой, как, впрочем, всё на свете.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

Как подымает с отмели волна

Дремавший челн, так легкий ямб уносит

Мои мечты, и, вновь пробуждена,

Гармонии душа моя полна,

И сердце рифм и нежной грусти просит.

Ну, что же, с Богом! Вольную ладью

Предав волнам, я счастлив и пою.

II

Пою опять… О, слезы вдохновенья,

Кто вами плакал, кто хоть раз вкусил

От муки творческой, тому нет сил

Молчать, и нет возврата и спасенья:

Он сердце музе строгой посвятил.

Что слава, радости, любовь земная?

Он был подобен Богу, созидая!

III

Но я вернусь к Забелину. Исчез

Батумский берег; запах нефти, лес,

Под солнцем в лужах буйволы, дремотой

Объятые, туманный свод небес,

Стоячая вода, тростник, болото,

Имеретины в серых башлыках

И зелень кукурузы на полях.

IV

Сурам. Долины, сосны, водопады;

В лицо пахнула свежая струя,

Меж гор цветущих — снежные громады,

И сладостен, как трели соловья,

В тени жасминов звонкий шум ручья.

А там, на скалах, в думы вековые

Погружены развалины седые.

V

Сергей на тройке мчится; вот Боржом;

Как с братом брат, обнялся с Югом нежным

Здесь наш родимый Север, и в одном

Они слились лобзанье безмятежном.

Улыбка Юга — в небе голубом,

А милый Север — в воздухе смолистом,

В бору сосновом, темном и душистом.

VI

Кура гудит, бушует, и волнам

19